Каэ с тоской подумала, что сил уничтожить их здесь и сейчас у нее не хватит.
– Я их даже не могу отыскать, – шепнул Ниппи. – Знаю, что целых пять, но направления не чувствую. Только тень присутствия... На ближайшую тысячу лет они здесь в безопасности.
И она ощутила невероятное облегчение оттого, что не нужно заниматься немедленными поисками и...
– А мы обречены, – внезапно прервал ее размышления катхэксин. – Мелькарт вряд ли выполнит свою часть соглашения. В отличие от тебя он умеет лгать. Он ведь отец лжи. И поэтому я еще раз прошу тебя, пообещай мне, что ты отыщешь Джератту, как только у тебя появится эта возможность, но не станешь слишком затягивать с этим.
– Обещаю, Сокорро. Я найду ее...
– Ешь, маленькая богиня. Это вкусно. – Катхэксин пододвинул к ней поближе плоскую тарелку с розовыми ломтями остро пахнущего мяса.
– Что это?
– Не спрашивай, не важно, что это, важно, что оно очень вкусно...
– Ты прав, – согласилась Каэ, подумав, что в подземельях вряд ли водятся свиньи, коровы, куры или даже дичь.
Хорхуты притащили глиняную бутыль, и Сокорро ударом когтя буквально срезал ей верхушку. Каэ приложилась к ней не без опаски, но уже через минуту пила древнее вино с выражением блаженства на лице.
– Вот это настоящее сокровище, – сказала она.
– Верю на слово, катхэксины не чувствуют вкуса этой жидкости. Мы пьем воду.
– Тоже верно.
Кахатанна обратила внимание на то, что толпа слуг Сокорро как-то странно затопталась у трещин и проломов стен, бросая на своего владыку короткие умоляющие взгляды.
– Что это с ними? – спросила Каэ.
– Приготовься, сейчас появится тот, о ком я тебе говорил. А мои подданные его боятся. – И Сокорро величественным жестом отпустил всех. Не прошло и минуты, как зал опустел.
Воцарилась тишина, и только тяжелые капли срывались с карниза, гулко ударяясь о гладь воды. У Каэ звенело в ушах – не то от эха, не то от напряжения.
Он вышел прямо из стены – не из трещины, как делали это подданные Сокорро, но как это и полагается призраку. И двинулся прямо к Каэтане, не касаясь поверхности воды. Следов он тоже никаких не оставлял. Это был тот самый диковинный гость, что явился Нингишзиде в пламени Истины в далеком отсюда Сонандане. И вместо лица у него был овальный провал, сквозь который можно было рассмотреть старую, когда-то коричневую ткань капюшона. На призраке была истрепанная хламида, каштановые с сединой волосы мягкими завитками ложились на плечи.
Она узнала его сразу:
– Олорун!
Он протянул к ней руки, и Интагейя Сангасойя, Богиня Истины и Сути, бросилась в объятия своего брата – странного бога Олоруна, мудреца и вечного странника.
– Я знал, что ты придешь! Как я рад слышать тебя после стольких лет разлуки...
От внимания Каэтаны не ускользнуло, что ее брат произнес «слышать» вместо «видеть».
– Что с тобой, Олорун?
Бессмертный обнял ее еще раз, его руки были почти бесплотными, и все же она чувствовала их прикосновения, тепло, нежность.
– Меня почти что и нет, девочка. Я настолько не существую, что уже не в состоянии тебя видеть. Только слышу и могу говорить. Я прикован к этому месту больше, чем любой катхэксин. Так уж сложилось. Но ты здесь, и это главное: надеюсь, я успею все тебе рассказать... – И тут же добавил серьезно:
– Надеюсь, ты понимаешь: все, что я сам знаю. Того, что мне неизвестно, в мире гораздо больше. А кто это там так громко дышит?
– Это Сокорро – правитель.
– Владыка всех катхэксинов, хорхутов и дапаонов? Что ж, если он на твоей стороне, то ты превзошла мои ожидания. Здравствуй, Сокорро.
– Здравствуй и ты, – ответил владыка дапаонов странным голосом. Олоруна побаивался и он.
– Как ты очутился здесь? – спросила Каэтана, ощупывая Олоруна.
– Это долгая история, дорогая моя девочка. И ты сама прекрасно знаешь, кто мог так жестоко расправиться со мной.
– Неужели он всесилен? – с тоской спросила она.
– Нет, конечно. Но я оказался слабее. Впрочем, на победу я и не рассчитывал, мне просто нужно было кое-что проверить. И то, что я все еще существую, это уже много. Когда я понял, что сила моя иссякает и вскоре Олоруна не станет, ибо там, на поверхности, Мелькарт способен был дотянуться до меня, я отправился на Джемар и затаился до тех пор, пока не наступил день Взаимопроникновения. Я воспользовался этим миром, чтобы укрыться от нашего врага. Как видишь, мне это помогло.
Олорун мягко улыбнулся:
– Только не скорби обо мне – это ненужное, бесцельное состояние. Я жив и еще долго буду жить. А для тебя главное – отстоять Арнемвенд.
– Расскажи мне о себе, – попросила Каэ умоляюще.
– Не могу, к сожалению. Иначе ты останешься здесь. Я и сам невероятно рад тебя слышать, но не надо от радости становиться глупцами.
Начну с главного: когда я писал Таабата Шарран, я был уверен, что однажды известный нам мир придет к своему концу. И я оказался прав. Но только когда стала подтверждаться моя правота, возникло дополнительное условие, которое полностью разрушило все предыдущие построения. И это условие – ты, дорогая Каэ. То, что ты делаешь вот уже долгое время, – абсолютно невозможно. Ты превзошла себя, и это не похвала, а констатация. Ты – Богиня Истины, но ведь испокон веков повелось, что Истин есть бесконечное множество – все зависит от того, что подходит для данного мироустройства. И вдруг ты заявляешь, что Истина одна, и выстраиваешь вокруг пространство, целый мир, которого просто не могло быть до тебя: Смерть рядом с тобой вдруг начинает ценить чужую жизнь, трусы становятся храбрецами, убийцы – героями, люди покидают Мост, чтобы прийти к тебе на помощь, – а это вообще немыслимо, девочка!