Там, впереди, глыбастой грязно-серой громадой возвышалось невозможное существо. Туловище льва завершалось скорпионьим толстым хвостом с ядовитым шипом на конце. Когти на лапах были острые и походили на кривые сараганские сабли, непропорционально короткой выглядела при этом шея – голова буквально утопала в плечах.
Самым отвратительным, что когда-либо видел капитан в своей жизни, и была эта самая голова. Ибо чудовище, находившееся в пещере, являлось, вне всяких сомнений, исполинской мантикорой. И человеческое лицо в обрамлении львиной гривы было отвратительным и противоестественным...
Лондэк так никогда и не смог понять, что же его устрашило больше: жуткая маска ярости, искажавшая морщинистое женское лицо, или невероятные размеры мифического чудища.
О мантикорах Лондэку рассказывала его бабушка в том далеком детстве, которое здесь, в пещере, в недрах Змеиной горы, представлялось уже невероятным, случившимся с кем-то другим.
Старушка утверждала, что некогда мантикоры бродили по Арнемвенду, оспаривая у драконов право считаться владыками всех живых существ. Люди не знали, кто же сильнее: драконы или мантикоры, но было доподлинно известно, что эти кошмарные твари – одни из немногих, кто смел открыто бросать вызов детям Ажи-Дахака. Сараганские легенды гласили, что великая прамантикора, носившая имя Алмаках, кормилась исключительно мясом детей либо невинных девушек и по этой причине выросла до огромных размеров. Лондэк даже помнил несколько куплетов из песни, в которой говорилось о битве между мантикорами и драконами за власть над миром. Она обрывалась на полуслове.
Наверное, победили все же драконы, ибо об их противниках не было слышно ни слова с тех пор. Только бабки изредка пугали непослушных внучат, стращали жутким призраком твари, кормящейся детьми.
Нужно ли говорить, что взрослые в эти сказки давно не верили?
Не верили, но вот поди ж ты...
Капитан замковой стражи никогда в жизни не видел иных драконов, кроме тех, что украшали крышу дворца сараганского наместника. Однако он представлял себе, что крылатый ящер должен быть большим и мощным. Теперь, глядя на оскаленную пасть, в которой торчали белоснежные клыки хищника, он, содрогаясь, подумал, что, возможно, драконов истребили еще в те, легендарные времена. Потому что невозможно уйти живым от такого врага.
Мантикора возвышалась над подошедшим к ней магом так, что казалось, он собирается пройти под какой-то странной на вид лохматой аркой, образованной передними лапами и мощной грудью твари. Мантикора в сладострастном нетерпении вбирала и выпускала когти, предвкушая ужин. Змей Могашшин не дошел до нее нескольких шагов и отступил в сторону, пропуская вперед детей, которые автоматически продолжали двигаться с застывшими, остекленевшими глазами.
Лондэку показалось, что мантикора благосклонно кивнула старому магу, прежде чем принялась за трапезу...
Сидя у себя в каморке, где стояли у стен алебарды и копья, где висели смазанные жиром кольчуги и доспехи, где тяжелый прямой меч, добытый в бою с гемертами, ждал, пока его заточат и отполируют, Лондэк пытался молиться. Он никогда не молился прежде, даже перед сражениями, ибо всегда считал, что богам и без того все ясно. Он доверял им столь же безоговорочно, сколь до сего дня доверял своему хозяину. Но сейчас все было иначе. Лондэк сплетал и расплетал в волнении грубые, мозолистые пальцы, кашлял до слез в глазах, сбивался и повторял все заново.
– Великий Джоу Лахатал, – шептал он истово, как шепчут мальчишки, по-детски откровенно вымаливая свой первый меч или лук, – о могучий Змеебог! Это я, Лондэк, зову тебя. Неужели ты не видишь, что здесь творится зло? Я всегда надеялся на тебя и на твоих братьев, я верил в твою справедливость и мудрость. Но где же она, эта справедливость? И в чем, ответь, мудрость? Я прошу тебя, приди сюда, разберись, сделай что-нибудь!
И поскольку ни гром небесный, ни молнии не дали молящемуся знать, что его просьба услышана, он продолжил:
– Я требую, чтобы ты пришел сюда, в Змеиный замок! Ты должен, ибо ты наш повелитель, и кто, кроме тебя, защитит нас и наших детей! Да явись же ты наконец, дракон тебя задери!!!
Странная молитва, подумал бы в растерянности любой жрец. Странная, но...
– Не могу больше! – пожаловался Змеебог, обращаясь к га-Мавету. – Такое впечатление, что он прямо в ухо кричит!
– И что кричит? – осведомился Черный бог.
– Явись, кричит. И ругается при этом.
– Так пойди туда, – пожал плечами га-Мавет. – Нужно человеку, вот и кричит.
– Если я сейчас к нему прибуду, как джинн из бутылки, то меня начнут рвать на части.
– Тебя порвешь, – заметил Арескои, подходя к брату. – В чем проблема-то?
– Молящийся у братца объявился, – ответил желтоглазый вместо Змеебога. – Кричит так, что у Джоу уши заложило.
Арескои нахмурился:
– И часто до тебя молитвы доходят?
– Нет, – признал Джоу Лахатал, заканчивая обряжаться в ослепительные белые доспехи. – Только поэтому и пойду, что так меня еще никто не звал. Да иду, иду! Вот напасть...
... Лондэк оторопело помотал головой. Только что у него над ухом глубокий, мощный и слегка рассерженный голос произнес:
– Да иду, иду!
Это вполне можно было бы считать ответом великого бога, но капитан замковой стражи не счел возможным поверить в то, что Верховный Владыка Арнемвенда говорит с ним лично. И потому немного испугался.
– Где он? – спросил рыжий.
– Кто? – искренне заинтересовался Джоу Лахатал, опоясываясь мечом.
– Молящийся, – пояснил Арескои.