Пылающий мост - Страница 27

Двойник опомнился первым.

– Ничего не понимаю, – заявила вторая Каэтана, разглядывая себя и так и этак сквозь пламя костра. – Что за наваждение?

– Талисманы хитры, Мелькарт силен, – произнес до боли знакомый голос Ниппи. – Не смотри, бери эту мерзость и пошли.

– То есть как это – бери? – возмутилась Каэ. – Я черт знает откуда пришла за этой гадостью, а тут ты мне в глазах двоишься. Да еще и мешаешь.

– Это я пришла, а двоишься и мешаешь – ты.

– Еще скажи, что я – иллюзия.

– А что еще? Я, конечно, знала, что талисманы Джаганнатхи способны на многое, но никогда не думала, что и без носителя они так могущественны.

– Извини, но тебя нет на самом деле. Это я сама с собой беседую...

Двойники уставились друг на друга ненавидящим взглядом.

– Понятно, – наконец прошипела сквозь зубы вторая Каэтана. – Это меня талисманы разыгрывают. Слушай, видение, проваливай отсюда, если ты из плоти. Добром прошу.

– Это ты уходи, – предложила Каэ, думая, что себя убивать не слишком приятно.

– Мне нужно уничтожить талисманы, – сказал двойник. – Ты мне мешаешь.

Вздохнул. Понял, видимо, что так можно стоять и беседовать до бесконечности. И внезапно прыгнул вперед, приземлившись на полусогнутые ноги. Мечи он держал клинками вверх; затем начал вращать их в разных направлениях, образуя перед собой два сверкающих круга. Глазам моментально стало больно.

Пещера огласилась звоном стали, и выяснилось, что двойник материален – не наваждение, но от этого было еще страшнее. Противникам приходилось тяжело: казалось, они читают мысли на расстоянии и предугадывают все возможные ходы. Самые хитрые, самые отчаянные выпады были парированы; а все ответные удары, изобретенные на ходу, отбиты с не меньшей силой.

– Стоп! – сказал двойник. – Я понимаю: я дерусь сама с собой. Главное – вовремя остановиться.

Каэ и сама была такого же мнения.

– Сейчас я просто подойду и возьму талисманы, а ты шагай в свое пространство.

И они выполнили этот нехитрый маневр. Вдвоем. Руки – теплые, живые, защищенные наручами Ур-Шанаби, – встретились над треножником, соприкоснулись и отпрянули, будто дотронулись до жала змеи. Тут Каэ не выдержала и изо всей силы, как проделывала это не раз на арене, в бытность свою гладиатором у унгараттов, нанесла сокрушительный удар прямо в челюсть видения. Во все стороны брызнула кровь.

Правда, у обоих двойников, потому что у второй Кахатанны тоже оказались свои воспоминания. И они некстати всплыли именно теперь. Возможно, вспомнила она что-то другое, но ударила не слабее.

От неожиданного сотрясения обе богини качнулись сначала назад, затем – пытаясь восстановить равновесие – вперед; затем рванулись прочь от пламени костра, споткнулись и упали, проехав на животе по каменному полу пещеры. Хорошо еще – вдоль стены, не свалившись в огонь.

И получилось так, что они поменялись местами.

– Неплохо, – сказали они хором.

И в этот момент Каэ поняла, что перестает различать себя и свою точную копию; понятие направления потеряло всякий смысл; она видела, что двойник ее так же безумно озирается по сторонам, и уже не знала, обман это или самая страшная ситуация, в которую она когда-либо попадала. Пещера закрутилась у нее перед глазами, и ориентиры стали смещаться. Вторая Каэтана была правдоподобнее, нежели зеркальное отражение, именно тем, что она отличалась буквально во всем. Она совершала другие движения; она говорила другие слова – вот только смысл был одинаков. Ибо вела она себя именно так, как и должна была себя вести Великая Кахатанна, Интагейя Сангасойя, Суть Сути и Мать Истины.

– Фамосфанфы! – пискнул Ниппи возмущенно.

Каэ, тяжело привалившаяся к холодному камню пещеры, прошептала:

– Ты думаешь, мы?

– Пофему это?! – возмутился Ниппи. – Ты мофешь быфь хоть фпятером! А я ефинсфенный!

Странным образом нахальная самоуверенность перстня придала ей сил.

Каэ встала на ноги и оглядела свою соперницу. Она почти не сомневалась в том, что это чудовищное состояние раздвоения было вызвано объединенными усилиями четырех талисманов. Видимо, они каким-то образом проведали, что ей бесполезно предлагать власть и могущество; что в битве с Мелькартом она все равно будет на противоположной стороне. И решили избавиться от нее ее же собственными руками. Выдумка была остроумной, а исполнение – талантливым. Но не до такой же степени...

Каэ почувствовала, что кровоточит ладонь: падая, она порезалась о клинок Такахая. Видимо, меч всячески старался уберечь ее от последствий. Интересно, как выглядело бы падение с обычными, неодушевленными мечами?

Она выпрямилась; коротко кивнула двойнику:

– Давай попробуем еще раз! Нужно же мне забрать эти проклятые талисманы.

И когда вторая Каэтана встала в позицию, приготовившись защищаться, она шагнула в сторону и обрушила оба меча на золотой треножник, стоящий в ярко-золотом пламени. Громкий вопль потряс своды пещеры, и два украшения перестали существовать.

Каэ подняла взгляд на свое отображение. Оно подернулось дымкой и несколько потускнело, хотя и продолжало упрямо двигаться к ней, работая клинками в самых лучших традициях Траэтаоны.

– Неплохо, – одобрила Каэ. И рубанула второй раз.

Свет в пещере померк; вторая Богиня Истины моментально растворилась в воздухе. И только долгий стон еще звучал под сводами...

Какой-то из талисманов умер не сразу.

– Минуф фетыре! – радостно сказал Ниппи.

*** * ***

Аджа Экапад почувствовал, как талисман Джаганнатхи, висящий у него на груди, под складками лилового одеяния, тихо застонал, словно ему причинили боль.