Это такая красота, что даже безразличные ко всему на свете хассасины смотрели на своих спутников с трепетом и благоговением.
Они ехали верхом на белоснежных конях.
Три сотни белоснежных эльфийских скакунов – словно ромашковое поле, простирающееся от горизонта и до горизонта; словно снега, лежащие на вершине Медовой горы Нда-Али, – девственно чистые, ослепительные и холодные. Эльфийские кони не ржали и не цокали копытами. Они двигались словно стена тумана, словно белые гребни волн, и Харманли Терджена пробирала дрожь, когда он искоса бросал взгляд на ехавших рядом воинов.
Командовал эльфами не сам Рогмо, но его ближайший родич – Манакор Гаронман, – высокий беловолосый эльф в бледно-зеленом плаще и доспехах, усыпанных хризолитами. Его пояс, поводья коня, сапоги и даже ножны лунного меча выглядели так, словно были сплетены из травы. На самом деле материал был совершенно иной, но об этом никто из людей не догадывался, тем более что эльфы и благоухали травой, цветами и свежей зеленью.
Сам ветер как-то иначе обнимал их прекрасные тела, перебирал волосы и шевелил легчайшие плащи. Эльфы ехали молча, а серебристые колокольчики на упряжи их коней, напротив, легко позвякивали, сплетаясь своими голосами в какую-то замысловатую, нежную и печальную мелодию.
Хассасины притихли, призадумались. Они боялись повышать голос в таком соседстве, и не то что ругательств – простых разговоров слышно не было. Даже необходимые фразы произносили благоговейным шепотом. Суровые воины Ретимнона и Кройдена сами не понимали, что с ними творится, однако не сопротивлялись абсолютно новым и незнакомым чувствам. Возможно, так начинается любовь, о существовании которой хассасины прежде не подозревали.
Эльфы вообще людей не любили. Жестокие, кровавые, безумные хассасины не нравились им более других. Однако превыше любви и нелюбви стоял долг Древнего и мудрого существа перед тем ребенком – растерянным и испуганным, – которым для эльфа являлся любой человек.
Морлоки – проклятые эльфы – это было их печальное прошлое, их страшное наследство, и отвечать за него тоже могли только они сами. Что же касается хассасинов, то не о них думали Древние существа, выступая в поход, но о Кахатанне и прочих бессмертных, мечущихся сейчас по всему Арнемвенду, чтобы предотвратить скорую гибель этого прекрасного мира.
Рогмо ехал поодаль, как бы сам по себе; и даже Манакор, который пытался несколько раз вовлечь его в разговор, наконец отстал и теперь только изредка поглядывал на своего короля, пытаясь угадать, что же на уме у этого удивительного существа – полуэльфа.
Внезапно в придорожных густых кустах раздался сначала кашель, а затем скрипучий голос произнес:
– Привет тебе, Гаронман! Пригляди, чтобы меня не спутали с кроликом и не употребили в пищу...
Хассасины чуть было с седел не попадали, когда на дорогу выбрался бородатый человечек – коренастый и приземистый, по пояс любому из них, в яркой одежде и огромных башмаках.
– Неужто гном? – спросил кто-то из воинов, не в силах сдержать удивление.
– Гном, – строго одернул его Терджен. И вполголоса добавил:
– Если мы уже едем рядом с тремя сотнями эльфов, то чем тебя, дубину, потряс один-единственный гном? – А вслух вымолвил:
– Приветствую тебя, Древнее существо. Прости, но не знаю, как тебя зовут.
В нынешние – смутные и странные – времена Терджен вел себя не так, как обычно. Он вообще сильно изменился после смерти Чаршамбы Нонгакая и после того, как столкнулся лицом к лицу с Кахатанной.
– Знакомьтесь. – Рогмо внезапно очнулся от своих размышлений. – Это наместник короля Грэнджера, советник Раурал. А это – Харманли Терджен, великий магистр ордена...
– Не нужно, не продолжай, – оборвал его гном. – Кто ж на Имане не знает орден Безумных хассасинов и его бессменного предводителя?
Терджен отчего-то смутился, не поняв, хвалит его гном или осуждает.
– Я к тебе, король Рогмо, на пару минут. Уделишь время старому знакомцу или нет возможности?
– Сейчас...
Рогмо спрыгнул со своего коня и обратился к Манакору и Терджену:
– Вы подождите меня во-он на той поляне, отдохните. А я скоро вас догоню. Ладно, Манакор?
– Конечно, ваше величество, – внушительно ответил тот, напоминая Рогмо, что ему не нужно обсуждать с подданными свои действия. Достаточно просто велеть.
– Ну, езжайте. – И Рогмо махнул рукой.
Терджен невольно подумал о том, какой неограниченной властью и возможностями обладает этот на первый взгляд молодой человек. И впервые чуть было не позавидовал, хотя зависть была не в чести у великого магистра. Просто то, что он видел, существенно отличалось от прочих проявлений могущества, известных ему.
Триста эльфийских меченосцев с лунными клинками, верхом на белоснежных скакунах – это ведь просто невозможный сон, пришедший вдруг из далекого детства, когда он маленьким мальчишкой мечтал краем глаза увидеть хотя бы одного эльфа. Детям чужды взрослые проблемы – они не делят между собой землю, море и небо и вполне в состоянии жить бок о бок с ожившей легендой, не чувствуя своей ущербности. Глядя на эльфов, однорукий Терджен понимал, что люди ненавидят эльфов именно за то, что те так прекрасны.
– Что случилось, Раурал? – спросил между тем Рогмо у своего друга.
– Тоска случилась, Гаронман. Вот я и пришастал к тебе. Не обессудь...
Рогмо видел, что гном не договаривает самого главного, а времени у него не оставалось, и потому он пришел Рауралу на помощь.
– Ты понял, что мы больше никогда не увидимся, и решил попрощаться?